Курган Тобольской губернии - 24.11.1926, Лондон; урна с прахом - в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве], советский государственный и партийный деятель, дипломат, инженер. Сын чиновника. Учился в Санкт-Петербургском технологическом институте, исключён в 1891 за участие в студенческом движении, окончил Харьковский технологический институт (1900).
В конце 1880-х - начале 1890-х годов начал изучать марксизм.
В 1893 выступил с рефератом о роли рынков в капиталистическом хозяйстве, где был сформулирован тезис о внешних рынках как необходимом условии для капиталистического производства. На это выступление Красина с критикой его экономических воззрений немедленно откликнулся В. И. Ульянов (Ленин), с которым Красина всю жизнь связывали непростые отношения. Неоднократно подвергался аресту за революционную деятельность. Член РСДРП с 1898. В 1900-1907 работал электриком в Баку, Орехово-Зуеве, Санкт-Петербурге. Участвовал в создании в Баку подпольной типографии «Нина», которая работала по заданиям редакции большевистской газеты «Искра» (Красин наладил нелегальную перевозку её матриц в Баку) и одновременно распространяла литературу среди организаций РСДРП Закавказья. С 1903 года член ЦК РСДРП (в 1907-12 кандидат). Во время Революции 1905-07 член Санкт-Петербургского совета; по предложению Ленина возглавлял боевую техническую группу при ЦК РСДРП, руководил снабжением боевых дружин, деятельностью лаборатории по изготовлению бомб, ручных гранат, взрывных устройств замедленного действия. С 1908 в эмиграции, примыкал к ультиматистам, требовавшим беспрекословного подчинения ЦК РСДРП думской социал-демократической фракции (приняла решение о своей независимости от ЦК). Затем отошёл от революционной деятельности. В 1911 заместитель главы берлинского отделения общества «Сименс - Гальске» (с 1908 инженер), в 1912 возглавил московское отделение общества, с 1913 генеральный управляющий делами Русского акционерного общества «Сименс - Шуккерт» (Санкт-Петербург), с мая 1917, после закрытия общества и утверждения устава нового общества под тем же названием, председатель его правления. Занимался реорганизацией производства, чтобы обеспечить выпуск военной продукции. С 1915 член Военно-промышленного комитета (ВПК). Одновременно, по рекомендации А. И. Путилова, управлял Обществом механических, гильзовых и трубочных заводов П. В. Барановского. Член совета директоров Русско-Азиатского банка. Резко осудил выдвинутую Лениным в апреле 1917 программу перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. К Октябрьской революции 1917 отнёсся критически. Однако, по просьбе Л. Д. Троцкого, вошёл в состав советской делегации на переговорах о заключении Брестского мира 1918 в качестве консультанта по экономическим вопросам, поддержал предложение Ленина о немедленном подписании мира. После левых эсеров восстания 1918 вновь перешёл к поддержке большевиков (партийный стаж был засчитан Красину с 1890). С марта 1918 в Наркомате иностранных дел; в августе 1918 подписал дополнительные условия к Брестскому миру. В августе 1918 - марте 1920 член Президиума ВСНХ, способствовал привлечению технической интеллигенции на сторону советской власти, неоднократно спасал беспартийных интеллигентов от преследования со стороны ВЧК. По предложению Красина при ВСНХ был образован Совет экспертов. Нарком торговли и промышленности РСФСР (ноябрь 1918 - июнь 1920). Одновременно председатель Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии, член СТО. Нарком путей сообщения (1919-20), одновременно член Комиссии по перевозкам Реввоенсовета Республики. В декабре 1919 возглавлял советскую делегацию на переговорах с Эстонской республикой, в феврале 1920 подписал Юрьевский договор 1920, называл его «первым окном» советской России в Европу. Нарком внешней торговли РСФСР (1920-23) и СССР (1923-25). Одновременно полпред и торгпред в Великобритании, подписал торговый договор между РСФСР и Великобританией, означавший фактическое признание Советской России (март 1921). По предложению Красина в Великобритании было учреждено Всероссийское кооперативное акционерное общество «Аркос», действовавшее на основе английского законодательства, но подчинённое советскому правительству. Участвовал в Генуэзской конференции 1922 и Гаагской конференции 1922. Считал, что переговоры о возвращении довоенных долгов Российской империи следует увязывать с вопросом о дипломатическом признании Советской России. С 1924 года член ЦК ВКП(б). В 1924-1925 полпред во Франции, в 1925-26 вновь в Великобритании. После смерти Ленина руководил работой группы учёных по бальзамированию его тела, вместе с А. В. Луначарским выдвинул идею строительства каменного мавзолея.
Красин не верил в близкую перспективу мировой пролетарской революции, поэтому считал необходимым договариваться с иностранцами «всерьёз», предлагал форсировать участие иностранного капитала в советской экономике в форме концессий, шире использовать иностранные кредиты для восстановления и развития промышленности, транспортной сети. Считал, что новая экономическая политика не ведёт к реставрации капитализма, поскольку в её основе - плановая экономика, в ней Красин видел средство построения социализма в крестьянской стране. Настойчиво выдвигал вопрос об обновлении основного капитала промышленности, считал это условием роста производительности труда. Убеждённый сторонник монополии внешней торговли, рассматривал её в качестве одного из главных условий подъёма советской промышленности. Видел в создании «своей собственной и независимой от внешнего мира промышленности» основу «прочности и устойчивости» советского государства. Считал, что даже самые ответственные партийные работники не способны эффективно управлять экономикой, так как мало смыслят в производстве и технологии.
В честь Красина в 1927 назван ледокол «Красин» (бывший «Святогор»).
Соч.: Ближайшие перспективы русского экспорта. М., 1923; Внешняя торговля СССР. М., 1924; Плановое хозяйство и монополия внешней торговли. М., 1925; Дела давно минувших дней. М., 1925.
Лит.: Карпова Р. Ф. Л. Б. Красин - советский дипломат. М., 1962; О’Коннор Т. Э. Инженер революции: Л. Б. Красин и большевики, 1870-1926. М., 1993; Пияшев Н. Ф. Человек из легенды. М., 1995; Хромов С. С. Л. Красин: Неизвестные страницы биографии, 1920-1926 г. М., 2001.
Леонид Красин родился 3 (15) июля 1870 года в городе Кургане Курганского округа Тобольской губернии Западно-Сибирского генерал-губернаторства. В 1887 году окончил тюменское Александровское реальное училище.
В 1887–1891 годах учился в Санкт-Петербургском технологическом институте. Участвовал в деятельности оппозиционных студенческих кружков. В 1891 году за участие в студенческой демонстрации во время похорон писателя Н.В. Шелгунова исключен из института и выслан из Петербурга. Вынужденный сделать перерыв в учебе, Красин поступил на военную службу вольноопределяющимся в военно-техническую часть в Нижнем Новгороде. В мае 1892 года за участие в кружке Бруснёва был арестован. В 1895 году в очередной раз арестован по тому же делу Бруснёва, приговорен к ссылке в Иркутск, где тогда жили его родители, на 3 года. Отбывая ссылку, работал на строительстве железной дороги, в том числе на инженерной должности (несмотря на отсутствие диплома). В 1897 году вернулся из ссылки в европейскую часть России и поступил в Харьковский технологический институт, который успешно окончил в 1900 году.
В 1900 году по приглашению Роберта Классона инженер Красин переехал в Баку, где руководил постройкой электростанции «Электрическая сила». Летом 1904 года Красин в Орехово-Зуево провел модернизацию электростанции на фабрике купца Саввы Морозова, одного из меценатов революции. Одновременно с инженерной работой Красин активно занимался нелегальной деятельностью в качестве одного из лидеров большевистской партии. Летом 1905 года получил место заведующего Петербургской кабельной сетью. В конце того же года возглавил Боевую техническую группу при ЦК РСДРП, отвечал за финансовую деятельность партии. Вел работу по организации боевых дружин и снабжению их всякого рода оружием, принимал участие в организации большой октябрьской забастовки. Был выбран в Петербургский Совет рабочих депутатов от рабочих и служащих «Общества 1886 года». Совместно с А.М. Горьким основал первую большую легальную партийную газету «Новая жизнь». Во время революционных событий 1917 года был одним из организаторов экспроприаций денежных средств, которые шли на революционную деятельность.
Совмещение Красиным легальной инженерной и нелегальной работы завершилось в 1908 году, когда он был арестован в Финляндии, однако был освобожден спустя месяц. После этого он уехал за границу, жил в Италии, затем поступил на работу в немецкую фирму «Сименс и Шуккерт» в Берлине, быстро продемонстрировал инженерные и управленческие способности. В 1911 году был назначен заместителем директора берлинского филиала, в 1912 году - директором московского филиала фирмы. В 1913 году стал генеральным представителем «Сименс-Шуккерт» в России, переехав в связи с этим в Петербург. После начала Первой мировой войны продолжал управлять предприятиями фирмы в России, одним из которых был завод динамо-машин «Сименс-Шуккерт» («Электросила»).
В декабре 1917 года Красин принял предложение Ленина и Троцкого войти в состав делегации на переговоры с немцами в Брест-Литовске, завершившихся Брестским миром. В 1918 году Леонид Красин стал председателем Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной армии, одновременно являясь членом президиума ВСНХ, членом Совета обороны. В ноябре 1918 года Красина назначили народным комиссаром торговли и промышленности, в марте 1919 года - наркомом путей сообщения. В начале 1920 года Красин возглавил делегацию, посланную советским правительством на запад для восстановления торговых и политических отношений. В Стокгольме он провел переговоры с синдикатом шведских фирм, затем в Копенгагене с делегацией Высшего экономического совета Антанты, а также заключил соглашение о торговом обмене с лигой кооперативов Италии. В мае 1920 года Красина направили в Лондон с дипломатической миссией - для переговоров с британским правительством. В 1920-1923 годах возглавлял полномочное и торговое советское представительство в Лондоне. В 1923 году Красин стал первым наркомом внешней торговли СССР. Красин являлся одним из инициаторов сохранения тела Ленина и возведения мавзолея на Красной площади.
Леонид Борисович Красин скончался 24 ноября 1926 года в Лондоне. Урна с его прахом помещена в некрополь у Кремлевской стены на Красной площади в Москве.
Леонид Красин
В первый раз я услышал имя Леонида Красина из уст Н.Г.Гарина-Михайловского; это было в Самаре в 95-6 годах. Убеждая меня в чём-то, в чём я не мог убедиться, Гарин пригрозил:
Вас надо познакомить с Леонидом Красиным, он бы с вас в один месяц все анархические шишки сточил, он бы вас отшлифовал!
Угроза эта вызвала в памяти моей образ Павла Скворцова, нижегородца, одного из первых марксистов, фанатика книги, не симпатичного мне. В течение десяти лет я встретил на путях моих не мало апостолов, и мне уже казалось, что все они требуют одного: чтоб личный опыт мой я, как можно скорее и с явным ущербом для опыта, уложил в предлагаемые ими формы.
Зимою 1903 года я жил в курорте Сестрорецк, один в огромной комнате; она во время сезона служила, кажется, "пневматическим ингаляторием", её освещали два окна, выходившие в парк, окна были высокие и шире дверей, но мелкие переплеты их рам напоминали о тюремных решётках. Труба парового отопления каждое утро шипящим голосом спрашивала:
Не хотите ли рыбы?
Кроме меня, в курорте жила А.Г.Достоевская, банщик Прохоров рассказал мне, что это вдова кавказского генерала Грибоедова, казнённого за измену царю Николаю I, почему она и живёт под чужой фамилией.
Я был предупреждён, что ко мне приедет "Никитич", недавно кооптированный в члены ЦК, но, когда увидал в окно, что по дорожке парка идёт элегантно одетый человек в котелке, в рыжих перчатках, в щегольских ботинках без галош, я не мог подумать, что это он и есть "Никитич".
Леонид Красин, - назвал он себя, пожимая мою руку очень сильной и жёсткой рукою рабочего человека. Рука возбуждала доверие, но костюм и необычное, характерное лицо всё-таки смущали, - время было "зубатовское", хотя и на ущербе. Вспоминались слова Гарина, Павел Скворцов, десятки знакомых мне активных работников партий, всегда несколько растрёпанных, усталых, раздражённых. Этот не казался одетым для конспирации "барином", костюм сидел на нём так ловко, как будто Красин родился в таком костюме. От всех партийцев, кого я знал, он резко отличался - разумеется, не только внешним лоском и спокойной точностью речи, но и ещё чем-то, чего я не умею определить. Он представил вполне убедительные доказательства своей "подлинности", да, это - "Никитич", он же Леонид Красин. О "Никитиче" я уже знал, что это один из энергичнейших практиков партии и талантливых организаторов её.
Он сел к столу и тотчас же заговорил, что, по мысли Ленина, необходимо создать кадр профессиональных революционеров, интеллигентов и рабочих.
Так сказать - мастеров, инженеров, наконец - художников этого дела, - пояснил он, улыбаясь очень хорошей улыбкой, которая удивительно изменила его сухощавое лицо, сделав его мягче, но не умаляя его энергии.
Затем он сообщил о намерении партии создать общерусский политический орган социал-демократии.
На всё это нужны деньги. Так вот, мы решили просить вас: не можете ли вы использовать ваши, кажется, приятельские отношения с Саввой Морозовым? Конечно, - наивно просить у капиталиста денег на борьбу против него, но - "чем чорт не шутит, когда бог спит"! Что такое этот Савва?
Внимательно выслушав характеристику Морозова, постукивая пальцами по столу, он спросил:
Так, значит, попробуете? И даже имеете надежду на успех? Чудесно.
Эту часть беседы он кончил быстро, и всё вышло у него так округлённо, законченно, что уж нечего было добавить, не о чем спросить. Затем, с увлечением юноши, он начал рассказывать о борьбе Ленина с экономистами, ревизионистами и закончил памятным пророчеством:
Вероятно - расколемся. Ленина это не пугает. Он говорит, что разногласия организаторов и вождей - верный признак роста революционного настроения масс. Как будто - он прав, но как будто - несколько торопится. Но пока он ещё не ошибался, забегая вперёд.
Прохоров принёс самовар, за чаем Красин начал говорить о литературе, удивляя меня широкой начитанностью, спорил о театре, восхищаясь В.Ф.Комиссаржевской, Московским Художественным. Когда я сказал, что пьесы Чехова следовало бы ставить не как лирические драмы, а как лирические комедии, он расхохотался.
Но ведь это был бы почти скандал! - вскричал он, но затем полусогласился:
Может быть, вы правы, пожалуй, как комедии они более отвечали бы слагающейся социальной обстановке и настроению молодёжи. Панихиды - не ко времени, хотя и красивы.
Рассказал, посмеиваясь, о своём посещении Льва Толстого.
Тогда я был солдат и только что, так сказать, внюхался в Маркса.
Рассказывал он живо, прекрасно, с весёлым юмором, в память мою крепко врезалось сердитое лицо Толстого и колючий взгляд его глаз.
Через три часа Леонид Борисович ушёл к поезду в Петербург, сказав мне на прощанье:
Вы тут - точно муха на лысине, сыщикам очень удобно следить за теми, кто у вас бывает. Предупреждаю: за мной хвостов нет. Я - человек без тени, как Питер Шлемиль.
Свидание с Морозовым состоялось через три дня. Аккуратно и внимательно читая "Искру" и вообще партийную литературу, Савва был знаком с позицией Ленина, одобрял её, и, когда я предупредил его, с кем он будет говорить, он сказал ничего не обещающее слово:
Поговорим.
Чтобы последующее не удивило читателя так, как тогда оно удивило меня, я нахожу нужным сказать здесь несколько слов о Савве Морозове. Я познакомился с ним в 1901 году, и за два года между нами образовались отношения дружбы, мы даже говорили на ты, к чему я вообще не склонен. Морозов был исключительный человек по широте образования, по уму, социальной прозорливости и резко революционному настроению. Настроение это возникло у него медленно и постепенно, но и за семь лет пред этим он не скрывал своего "радикализма".
В 96 году, в Нижнем, на заседании одной из секций Всероссийского торгово-промышленного съезда обсуждались вопросы таможенной политики. Встал, возражая кому-то, Дмитрий Иванович Менделеев и, тряхнув львиной головой, раздражённо заявил, что с его взглядами был солидарен сам Александр Третий. Слова знаменитого химика вызвали смущённое молчание. Но вот из рядов лысин и седин вынырнула круглая, гладко остриженная голова, выпрямился коренастый человек с лицом татарина и, поблескивая острыми глазками, звонко, отчётливо, с ядовитой вежливостью сказал, что выводы учёного, подкрепляемые именем царя, не только теряют свою убедительность, но и вообще компрометируют науку. В то время это были слова дерзкие. Человек произнёс их, сел, и от него во все стороны зала разлилась, одобрительно и протестующе, волна негромких, ворчливых возгласов.
Я спросил: кто это?
Савва Морозов.
Через несколько дней в ярмарочном комитете всероссийское купечество разговаривало об отказе Витте в ходатайстве комитета о расширении срока кредитов государственного банка. Ходатайство было вызвано тем, что в этот год нижегородская ярмарка была открыта вместе с выставкой, на два месяца раньше обычного. Представители промышленности говорили жалобно и вяло, смущенные отказом.
Беру слово! - заявил Савва Морозов, привстав и опираясь руками о стол. Выпрямился и звонко заговорил, рисуя широкими мазками ловко подобранных слов значение русской промышленности для России и Европы. В памяти моей осталось несколько фраз, сильно подчёркнутых оратором:
"У нас много заботятся о хлебе, но мало о железе, а теперь государство надо строить на железных балках... Наше соломенное царство не живуче... Когда чиновники говорят о положении фабрично-заводского дела, о положении рабочих, вы все знаете, что это - "положение во гроб"..."
В конце речи он предложил возобновить ходатайство о кредите и чётко продиктовал текст новой телеграммы Витте, - слова её показались мне резкими, задорными. Купечество оживлённо, с улыбочками и хихикая, постановило: телеграмму отправить. На другой день Витте ответил, что ходатайство комитета удовлетворено.
Дважды мелькнув предо мною, татарское лицо Морозова вызвало у меня противоречивое впечатление: черты лица казались мягкими, намекали на добродушие, но в звонком голосе и остром взгляде проницательных глаз чувствовалось пренебрежение к людям и привычка властно командовать ими. Не преувеличивая, можно сказать, что он почти ненавидел людей своего сословия, о тех, которые "либеральничали" в 901-5 годах, он говорил:
Щенки. Играют.
Он вообще говорил о промышленниках с иронией, и, кажется, друзей среди них у него не было. Может быть, лучше всего говорит о нём тот факт, что рабочие Орехова-Зуева не поверили в его смерть, а объяснили её так: Савва бросил все свои дела, "пошёл в революционеры" и, под чужим именем, ходит по России, занимаясь пропагандой. Это говорилось даже в 1914 году.
А некто Марк Азадовский в книжке "Беседы собирателя", изданной в 24 году Восточносибирским отделом географического общества, сообщает, что в 15 году им записана на реке Лене такая легенда:
"Во время войны с японцами Савва Морозов пожертвовал миллион аршин полотна на солдат. Пожертвовал он их великому князю. Вот сколько-то времени прошло, заходит Савва Морозов в лавку купить там что-то и видит: его полотно продают. Значит, смошенничали. Он возьми да и скажи об этом великому князю. Тот в обиду принял. Велит арестовать за эти слова Савву Морозова. Как Савву Морозова арестовали, тут заводы остановились, работы нету - что тут будешь делать. Устроили рабочие забастовку и пошли к царю просить, чтоб Савву Морозова освободили. А царь их всех перестрелял. 9 января это было".
Для того, чтоб после 1906 года в памяти рабочих удержалась такая легенда, необходимо, чтоб личность её героя очень много говорила социальному чутью людей труда.
Деловая беседа фабриканта с профессиональным революционером, разжигавшим классовую вражду, была так же интересна, как и коротка. Вначале Леонид заговорил пространно и в "популярной" форме, но Морозов, взглянув на него острыми глазами, тихо произнёс:
Это я читал, знаю-с. С этим я согласен. Ленин - человек зоркий-с.
И красноречиво посмотрел на свои скверненькие, капризные часы из никеля, они у него всегда отставали или забегали вперёд на двенадцать минут. Затем произошло приблизительно следующее:
В какой же сумме нуждаетесь? - спросил Савва.
Давайте больше.
Савва быстро заговорил, - о деньгах он всегда говорил быстро, не скрывая желания скорее кончить разговор.
Личный мой доход ежегодно в среднем шестьдесят тысяч, бывает, конечно, и больше, до ста. Но треть обыкновенно идёт на разные мелочи, стипендии и прочее такое. Двадцать тысяч в год - довольно-с?
Двадцать четыре - лучше! - сказал Красин.
По две в месяц? Хорошо-с.
Леонид усмехнулся, взглянув на меня, и спросил: нельзя ли получить сразу за несколько месяцев?
За пять, примерно?
Подумаем.
И, широко улыбаясь, пошутил:
Вы с Горького больше берите, а то он извозчика нанимает за двугривенный, а на чай извозчику полтинник даёт.
Я сказал, что фабрикант Морозов лакеям на чай даёт по гривеннику и потом пять лет вздыхает по ночам от жадности, вспоминая, в каком году монета была чеканена.
Беседа приняла весёлый характер, особенно оживлён и остроумен был Леонид. Было видно, что он очень нравится Морозову, Савва посмеивался, потирая руки. И неожиданно спросил:
Вы - какой специальности? Не юрист ведь?
Электротехник.
Красин рассказал о своей постройке электростанции в Баку.
Видел. Значит, это - ваша? А не могли бы вы у меня в Орехове-Зуеве установку освещения посмотреть?
В нескольких словах они договорились съездить в Орехово, а, кажется, с весны 1904 года Красин уже работал там. Затем они отправились к поезду, оставив меня в некотором разочаровании. Прощаясь, Красин успел шепнуть мне:
С головой мужик!
Я воображал, что их деловая беседа будет похожа на игру шахматистов, что они немножко похитрят друг с другом, поспорят, порисуются остротой ума. Но всё вышло как-то слишком просто, быстро и не дало мне, литератору, ничего интересного. Сидели друг против друга двое резко различных людей, один среднего роста, плотный, с лицом благообразного татарина, с маленькими, невесёлыми и умными глазами, химик по специальности, фабрикант, влюблённый в поэзию Пушкина, читающий на память множество его стихов и почти всего "Евгения Онегина". Другой - тонкий, сухощавый, лицо, по первому взгляду, будто "суздальское", с хитрецой, но, всмотревшись, убеждаешься, что этот резко очерченный рот, хрящеватый нос, выпуклый лоб, разрезанный глубокой складкой, - всё это знаменует человека, по-русски обаятельного, но не по-русски энергичного.
Савва, из озорства, с незнакомыми людьми притворялся простаком, нарочно употребляя "слово-ер-с", но с Красиным он скоро оставил эту манеру. А Леонид говорил чётко, ясно, затрачивая на каждую фразу именно столько слов, сколько она требует для полной точности, но всё-таки речь его была красочна, исполнена неожиданных оборотов, умело взятых поговорок. Я заметил, что Савва, любивший русский язык, слушает речь Красина с наслаждением.
Сближение с Красиным весьма заметно повлияло на него, подняв его настроение, обычно невесёлое, скептическое, а часто и угрюмое. Месяца через три он говорил мне о Леониде:
Хорош. Прежде всего - идеальный работник. Сам любит работу и других умеет заставить. И - умён. Во все стороны умён. Глазок хозяйский есть: сразу видит цену дела.
Другой раз он сказал:
Если найдётся человек тридцать таких, как этот, они создадут партию покрепче немецкой.
Одни? Без рабочих?
Зачем? Рабочие с ними пойдут...
Он говорил:
Хоть я и не народник, но очень верую в силу вождей.
И каламбурил:
Без вожжей гоголевская тройка разнесёт экипаж вместе со всеми ненужными и нужными седоками.
Красин, в свою очередь, говорил о Савве тоже хвалебно.
Европеец, - говорил он. - Рожица монгольская, а - европеец!
Усмехаясь, он прибавил:
Европеец по-русски, так сказать. Я готов думать, что это - новый тип, и тип с хорошим будущим.
В 1905 году, когда, при помощи Саввы, в Петербурге организовывалась "Новая жизнь", а в Москве "Борьба", Красин восхищался:
Интереснейший человек Савва! Таких вот хорошо иметь не только друзьями, но и врагами. Такой враг - хороший учитель.
Но, расхваливая Морозова, Леонид, в сущности, себя хвалил, разумеется, не сознавая этого. Его влияние на Савву для меня несомненно, я видел, как Савва, подчиняясь обаянию личности Л.Б., растёт, становится всё бодрее, живей и всё более беззаботно рискует своим положением. Это особенно ярко выразилось, когда Морозов, спрятав у себя на Спиридоновке Баумана, которого шпионы преследовали по пятам, возил его, наряженного в дорогую шубу, в Петровский парк, на прогулку. Обаяние Красина вообще было неотразимо, его личная значительность сразу постигалась самыми разнообразными людями.
После слуха о его аресте на квартире Леонида Андреева, вместе с другими членами ЦК, В.Ф.Комиссаржевская говорила мне:
Моя первая встреча с ним была в Баку. Он пришёл просить, чтоб я устроила спектакль в пользу чего-то или кого-то. Очень хорошо помню странное впечатление: щеголеватый мужчина, ловкий, весёлый, сразу видно, что привык ухаживать за дамами и даже несколько слишком развязен в этом отношении. Но и развязен как-то особенно, не шокируя, не раздражая. Ничего таинственного в нём нет, громких слов не говорит, но заставил меня вспомнить героев всех революционных романов, прочитанных мною в юности. Никак не могла подумать, что это революционер, но совершенно ясно почувствовала, что пришёл большой человек, большой и по-новому новый. Потом, когда мне сказали, что он был в ссылке, сидел в тюрьмах, я и в это не сразу поверила.
Чудовищно энергичен, - говорил о Леониде в 20 году известный электротехник-профессор. - И удивительно организованы внешние проявления его энергии и в слове и в деле.
И так всегда, все видели, что Леонид Красин, "Никитич", "Винтер", "Зимин" - исключительный человек.
Не знаю товарища, который был бы так надёжно наш, как "Никитич", - сказал о нём мой земляк "выборжец" П.Л.Скороходов во дни наступления Юденича на Петербург, как раз в тот день, когда отряды Юденича, наступая на Тосно, грозили отрезать Петербург от Москвы.
В тот день многие в Петербурге растерялись, подчиняясь панике, а Леонид, стоя у окна в моей квартире на Кронверкском и слушая, как бухает пушка броненосца, ворчал:
В Гавани, вероятно, крыши сносит с домов и все стёкла в окнах к чорту летят. Раззор!
Кто-то спросил его:
Отразим?
Конечно, прогоним. Дураки - убегут, а убытки останутся. И удивлённо передёрнул плечами:
Чего лезут, чорт их побери? Ведь и слепому ясно, что дело их - дохлое.
Затем пожаловался:
Ну, и накурено у вас! Дышать нечем!
Он возбуждал к себе в людях настолько глубокую симпатию, что иногда она принимала характер романтический. Я знаю, что по его слову люди благодарно и весело шли на самые рискованные предприятия.
Знаменитый "Камо", "Чорт"-Богомолов, Грожан, убитый в Москве чёрной сотней, один из тех рабочих, с которыми Леонид устраивал подпольную типографию в 1904 году в Москве, кажется, на Лесной улице, - все, кого я знал и кто знал Красина, говорили о нём, как о человеке почти легендарном.
И, может быть, лучше всех сказал о нём мой друг, доктор Алексин, человек, относившийся к революции равнодушно, к революционерам - скептически, находя, что "от них пахнет непрожёванными книгами", - сам он никаких книг не "жевал". Однажды я сидел с доктором у Леонида Андреева, в Грузинах, а Красин приехал туда за мною по какому-то делу. Андреев был плохо настроен и как-то неловко, неуместно заговорил, что он не может верить в благодетельное воздействие революции на людей. Красин тоже был не в духе, озабочен; послушав пессимистические изъявления хозяина, он спросил:
Если вы утверждаете, что мыться не стоит, - зачем же мыло варить? А ведь вы написали "Василия Фивейского", "Красный смех" и ещё немало вещей, революционное значение которых - вне спора.
И, как это нередко бывало с Леонидом Борисовичем, он вдруг вспыхнул, засверкал красивыми глазами и произнёс одну из тех речей, которые, если и не могут убедить противника, то совершенно обезоруживают его. Все знают, как великолепно мог говорить Красин, когда бывал "в ударе". И во время его речи доктор Алексин шопотом сказал мне:
Вот от этого пахнет историей.
В Куоккале и на Капри, в Берлине, где Красин, работая у Сименса-Шуккерта или у Сименса-Гальске за триста марок в месяц, едва перебивался с семьёю, в моей квартире, в доме, где теперь ВЦИК, в Петербурге, работая по установке освещения на военных судах, везде, где "Никитич" встречался со мной, он вызывал у меня впечатление человека несокрушимой, неисчерпаемой энергии. Известно, что он не сразу пошёл работать с советской властью, у него, как у многих в 17-18 годах, были колебания.
Не сладят, - говорил он мне. - Но, разумеется, эта революция даст ещё больше бойцов для будущей, несравнимо больше, чем дали пятый, шестой год. Третья революция будет окончательной и разразится скоро. А сейчас будет, кажется, только анархия, мужицкий бунт.
Но он скоро убедился, что "сладят", и тотчас же встал на работу. И тотчас же предложил мне организовать "Комиссию по улучшению быта учёных".
Если буржуазия умела - хотя и не очень ловко - пользоваться силами квалифицированной интеллигенции, тем более должны уметь делать это мы, - говорил он. - Ильич совершенно согласен со мною, необходимо дать учёным всё, что только мы можем дать в этих дьявольски трудных условиях.
Ещё раньше этого, весною 17 года, он способствовал возникновению "Ассоциации по развитию и распространению положительных наук", в члены которой, вместе с такими учёными, как академики Марков, Фёдоров, Стеклов, как Лев Чугаев, Заболотный, Филипченко, Петровский, Костычев и другие, вошли также и капиталисты Нобель, Улеман и ещё кто-то. Целью "Ассоциации" было организовать в России ряд научно-исследовательских институтов.
По инициативе Красина же учреждена в Петербурге "Экспертная комиссия", на обязанности которой возложен был отбор вещей, имевших художественную, историческую или высокую материальную ценность, в петербургских складах и на бесхозяйственных квартирах, подвергавшихся разграблению хулиганами и ворами. Эта комиссия сохранила для Эрмитажа и других музеев Петербурга сотни высокоценных предметов искусства.
На мой взгляд, для большинства людей дело - ярмо. И даже для многих,
заражённых жадностью к наживе, дело всё-таки - хомут, а они - волы и рабы.
Но есть художники нашего, земного дела, для них работа - наслаждение.
Леонид Красин был из тех редких людей, которые глубоко чувствуют поэзию
труда, для них вся жизнь - искусство.
конец 1926 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
ЛЕОНИД КРАСИН
о ч е р к
Воспоминания написаны М.Горьким в конце 1926 года и направлены И.П.Ладыжникову вместе с письмом от 5 декабря 1926 года.
Кроме клички Никитич
, Л.Б.Красин имел также следующие партийные клички: Винтер, Зимин, Иогансен, Лошадь,
Николаев.
В письме к т. Ме-рту И.В.Сталин, касаясь вопроса о партийных «вождях» старого типа, «отживающих свой век и оттесняемых на задний план руководителями нового типа», писал: «У нас в России процесс отмирания целого ряда старых руководителей из литераторов и старых «вождей» тоже имел место. Он обострялся в периоды революционных кризисов, он замедлялся в периоды накопления сил, но он имел место всегда. Луначарские, Покровские, Рожковы, Гольденберги, Богдановы, Красины и т.д., - таковы первые пришедшие мне на память образчики бывших вождей-большевиков, отошедших потом на второстепенные роли. Это необходимый процесс обновления руководящих кадров живой и развивающейся партии» (И. В. С т а л и н, Сочинения, т.7, стр.43).
Начиная с 1927 года, очерк «Леонид Красин» включался во все собрания сочинений.
Печатается по тексту девятнадцатого тома собрания сочинений в издании «Книга», сверенному с рукописью (Архив А.М.Горького).
Красин, Леонид Борисович
Красин Л. Б.
(1870-1926; автобиография ) - род. в 1870 г., 15 июля, в небольшом уездном городе Кургане Тобольской губ. Отец, Борис Иванович К., представлял из себя ярко выраженный тип разночинца, среднего интеллигента с подлинно демократической психологией и с тенденциями, если и неоформленными, то достаточно сильными, к политическому и социальному радикализму. Большое значение здесь имело близкое знакомство Б. И. К. с некоторыми из польских повстанцев и затем с деятелями народнических и народовольческих групп, ссылаемых в Сибирь. Помимо того, отец К. был человек с "административной складкой". От отца К. и унаследовал, по-видимому, умение работать и любовь к работе. В общем духовном развитии сказалось влияние матери К., Антонины Григорьевны, широко образованной, с большими духовными запросами, типичной русской женщины 60-х годов.
На это развитие влияли и внешние факты: сама обстановка его детства и отрочества. Дело в том, что в 80-х годах XIX столетия Сибирь являлась одним из немногочисленных гнезд социального и политического радикализма (другим таким было Поволжье). Постоянный приток ссыльных из России в значительной степени воздействовал на духовный быт сибирской интеллигенции. В атмосфере влияния ссыльных политиков прошли детские и отроческие годы К. К. вырос в "идеальной" семейной обстановке, имея в полном смысле слова счастливое детство и отрочество. Нужно добавить, что это далеко не была обстановка излишества, напротив, семья его отца - довольно многочисленная, кстати сказать - еле сводила концы с концами, и о том, что такое бюджет и сведение расходов с приходами, К. получил понятие задолго до выхода на деловую и политическую арену.
Среднее образование К. получил в Тюменском реальном училище, которое окончил в возрасте 17 лет. К этому периоду у К. определяется прочное стремление к точным наукам. В 1881 г. К. поступил в Петербургский Технологический институт. В первые же годы своих институтских занятий К. начинает интересоваться марксизмом и серьезно изучать его и в скором времени уже считается среди своих товарищей знатоком марксизма. Боевое политическое крещение К. относится к 1890 г., когда за участие в студенческих беспорядках он подвергается кратковременной высылке из Петербурга. По возвращении К. вступает в октябре 1890 г. в пропагандистский кружок, который был одной из первых социал-демократических организаций России и который вел работу среди рабочих тогдашнего Петербурга. Кружок этот был основан М. И. Брусневым и В. С. Голубевым и вырос в дальнейшем в "Союз борьбы за освобождение рабочего класса", организатором которого явился В. И. Ленин. Но знакомство К. с Лениным и совместная их работа относится к более позднему времени. К моменту образования "Союза борьбы" К. уже не было в Петербурге, так как он был выслан из столицы в 1891 г., в связи с демонстрацией студенчества при похоронах писателя Шелгунова. Тогда же он был исключен из Технологического института, на этот раз уже без права поступления. С этого момента биография К. становится довольно обычной биографией российского революционера. Он отбывает после высылки воинскую повинность в Нижнем Новгороде и, состоя на военной службе, одновременно занимается пропагандой марксизма в разных кружках Нижнего Новгорода, ведя в интеллигентских кругах ожесточенную борьбу с разлагавшимся тогда народничеством, имевшим в Нижнем таких видных представителей, как Н. Ф. Анненский, Зверев, Карелин. Одновременно К., не порывая связей с М. И. Брусневым, содействует организации социал-демократической пропаганды на московских текстильных фабриках и после провала Бруснева в 1892 г. арестовывается и переводится в Таганскую тюрьму, где сидит в одиночке около 10 месяцев. Освобожденный, он заканчивает срок отбывания воинской повинности (в 1893 г.) в Туле, находясь все время под гласным надзором.
Сидение в Таганке К. всегда вспоминает с большим удовольствием. После первых же допросов жандармы оставили его в покое, и он посвятил весь свой невольный досуг самой упорной работе: изучил немецкий язык и прочел в оригинале почти все сочинения Шиллера и Гете, познакомился с Шопенгауэром и Кантом, проштудировал логику Милля, психологию Вундта, одолел значительное число томов исторических книг Соловьева и Чернышевского и вообще сильно пополнил довольно тощий теоретический багаж гонимого судьбой из города в город российского студента. Одно знание немецкого языка уже давало большое преимущество в дальнейшей самообразовательной работе. С неблагоприятными влияниями тюремной одиночки помогла справиться молодость, хорошее, унаследованное от родителей, здоровье и бодрый радостный взгляд на жизнь, принесенный из необозримых сибирских равнин и дремучей тайги. В 1894 г. следует новая высылка - из Крыма, где он проводил лето - по случаю приезда в Крым Александра III. К. избирает тогда своим местожительством село Калач Воронежской губ., где он поступает в качестве сперва рабочего, а затем десятника на постройку железной дороги. Отдаваясь со всем пылом энергичного работника своей непосредственной работе, К. в то же время не забывает о своей революционной деятельности и в скором времени увольняется с постройки как политически неблагонадежный. Затем в январе 1895 г. следует новый арест, уже по приговору, в связи с делом Бруснева: 3-месячное тюремное заключение и высылка в Яренский уезд Вологодской губ., замененная высылкой в Восточную Сибирь на 3 года. Местом высылки К. избирает Иркутск. В Иркутск К. прибывает уже вполне сформировавшимся человеком, революционером-марксистом. Три года проведенные в Иркутске, при невозможности вести там в то время какую бы то ни было активную политическую работу, К. посвящает, главным образом, полемической борьбе с народовольцами, из которых в это время почти целиком состояла иркутская колония ссыльных. Все время в течение этой ссылки К. работал в качестве чертежника и техника на сибирских железных дорогах, ведя под конец и ответственную работу инженера-строителя.
По окончании срока ссылки К. удается поступить в Харьковский Технологический институт для окончания высшего технического образования и получения диплома инженера. Он смог, однако, окончить институт лишь в 1900 г., так как нормальный ход учения то и дело прерывался то временными высылками из Харькова, то практической работой на железнодорожных изысканиях. По окончании института К. как инженер был приглашен на работу по специальности в Баку, где он провел четыре года, работая на постройке больших электрических станций. Эти 4 года прошли в работе в 2-х направлениях. С одной стороны, К. положил много энергии на свою работу по специальности - эти годы были как раз годами бурного развития бакинской нефтепромышленности и электрификации нефтяных промыслов; с другой стороны, со всей пылкостью революционера, засидевшегося в Сибири без практической работы, К. бросился в подпольную социал-демократическую работу не только в Баку, но и в других важнейших центрах Кавказа. Революционная работа К. сводилась, с одной стороны, к интенсивной пропаганде среди бакинского пролетариата. Баку в то время являлся одним из самых крупных пролетарских центров в России. Возмутительные условия труда на нефтяных промыслах давали, конечно, достаточно материала для наиболее рельефной действенной агитации и пропаганды. И работа в этом направлении, которую К. вел вместе с группой бакинских социал-демократов, привела к возникновению знаменитой бакинской забастовки 1903 г., каковая, в свою очередь, явилась буревестником, первым симптомом надвигавшейся революции 1905 г.
Другое направление революционной работы К. выявилось в создании первых в России социал-демократических подпольных типографий, организованных на широкую ногу. Эти типографии - они находились в самом городе Баку - сыграли очень важную роль в деятельности социал-демократической партии, которая была тогда еще единой. "Искра", составлявшаяся и редактировавшаяся сначала в Цюрихе, а потом в Лондоне, печаталась в бакинских типографиях, созданных усилиями К. и его друзей, с матриц, получавшихся прямо из-за границы и служивших для приготовления стереотипов, с которых уже и шло печатание. Бакинская работа создала К. имя незаурядного инженера, энергичного революционера и первоклассного подпольщика. Он был отмечен центральными органами партии и после II съезда партии в 1903 г. был кооптирован в члены центрального комитета РСДРП. В 1904 г. К. ввиду состояния здоровья (заболел малярией) должен был переехать в центральную Россию и, найдя себе новую работу, переселился в крупный промышленный центр под Москвой - Орехово-Зуево. Этот переезд находился в связи с расширением революционной работы, и одним из последствий его было установление более близких отношений между партией и крупным московским фабрикантом Саввой Морозовым. Партийная работа К. шла все более усиленным темпом и окончилась тем, что он должен был перейти на нелегальное положение (после провала ЦК при аресте в квартире писателя Л. Н. Андреева).
В 1905 г. К. был делегирован на III Лондонский съезд социал-демократической партии, который был, как известно, созван Бюро Комитетов большинства, вопреки желанию меньшевистской части партии, и на котором большевистская часть партии сорганизовалась и выделилась как отдельная, самостоятельная партия. К., выступивший на этом съезде под псевдонимом Зимина-Винтера, был избран товарищем председателя и играл на съезде большую роль. Он выступал с основными докладами по ряду организационных и политических вопросов и, в частности, вместе с Лениным провел через съезд основную резолюцию по вопросу об участии с.-д. партии во временном революционном правительстве. Съезд вновь избрал его в члены центрального комитета. Вернувшись нелегально в Россию, К. продолжал энергичную партийную работу, не оставляя в то же время своей профессиональной деятельности (к этому времени, в связи с подъемом революционной волны, он успел легализоваться). Эта профессиональная деятельность в качестве инженера, заведующего в Петербурге осветительной кабельной сетью, служила прекрасной маскировкой его революционной работы.
В 1908 г. К. был окончательно провален и арестован в Финляндии. Однако и при этом аресте жандармы и прокуратура не смогли представить каких-либо изобличающих материалов, и по постановлению выборгского губернатора К. был освобожден и, не желая искушать судьбы возвращением в Петербург, эмигрировал из России за границу.
Наступили годы, когда в связи с полной победой реакции практическая работа в России стала невозможной. Находясь за границей, К., не будучи литератором и не находя приложения для своих сил в кружковой эмигрантской работе, использовал вынужденный перерыв в своей деятельности революционера для усиленной работы по инженерной специальности. Поселившись в Берлине, он с головой ушел в практическую инженерную деятельность и упорным трудом добился положения даже в среде высококвалифицированных немецких инженеров.
К. отозвался на первый же призыв большевистской партии в момент революции. По приглашению Ленина и Троцкого К. принимал активное участие в Брест-Литовских переговорах и явился одним из авторов так называемого августовского дополнительного соглашения, заключенного в Берлине в августе 1918 г. По возвращении из Берлина в Москву К. занял пост председателя Чрезвычайной Комиссии по снабжению Красной армии. Наряду с этим постом он берет также на себя обязанности члена президиума Высшего Совета Народн. Хозяйства и народного комиссара Торговли и Промышленности. В марте 1919 г. назначается одновременно еще и народным комиссаром Путей Сообщения. В скором времени, однако, хозяйственная деятельность К. заменяется дипломатической работой. Вместе с Литвиновым он является представителем Советской России при первой ее встрече с буржуазным миром, в лице соседней Эстонии, в сентябре 1919 г. на конференции в Пскове. В декабре того же года он назначается главой мирной делегации, которая несколько времени позже подписала Юрьевский мир с Эстонией, явившийся прорывом блокады. Впрочем, выработку этого договора заканчивает уже Иоффе. В 1920 г. Советское представительство организуется в Лондоне. Во главе этого представительства, по назначению Ленина, становится К. В марте 1921 г. К. подписывает англо-советский договор, являющийся первым из той серии договоров, которые связывают ныне Советский Союз с капиталистическим миром.
После того К. остается в Лондоне в качестве полпреда Советских республик. В качестве такового он вошел в состав советской делегации на Генуэзской и Гаагской конференциях. Затем он назначается народным комиссаром Внешней Торговли и проводит в жизнь монополию внешней торговли.
В конце 1924 г. К. был назначен полномочным представителем СССР в Париже с оставлением народным комиссаром Внешней Торговли, на XIII съезде РКП К. был избран в члены ЦК.
М. Левидов.
Большая биографическая энциклопедия . 2009 .
Смотреть что такое "Красин, Леонид Борисович" в других словарях:
Леонид Борисович Красин … Википедия
- (15.7.1870, Курган, ≈ 24.11.1926, Лондон), советский государственный и партийный деятель. Член Коммунистической партии с 1890. Родился в семье чиновника. С 1887 студент Петербургского технологического института. Был членом Бруснева группы. В 1891 … Большая советская энциклопедия
Красин Леонид Борисович - советский государственный и партийный деятель. Член Коммунистической партии с 1890.
Родился в семье чиновника. С 1887 студент Петербургского технологического института. Был членом Бруснева группы. В 1891 исключен из института и выслан. Работал техником, инженером (без диплома) на строительстве Сибирской ж. д. С 1900, по окончании Харьковского технологического института, вместе с Р. Э. Классоном возглавил в Баку строительство электростанции "Электросила" и электрификацию нефтяных промыслов. Собрал в Баилово ядро бакинской социал-демократической организации. Поддерживал регулярную связь с "Искрой", организовал для неё транспорт через Иран и Батуми. С В. З. Кецховели организовал нелегальную типографию "Нина". После 2-го съезда РСДРП (1903) кооптирован в ЦК партии, некоторое время занимал примиренческие позиции по отношению к меньшевикам. Пользуясь служебным положением, ездил по стране для создания централизованного технического партийного аппарата, установления связи с местными организациями, налаживания партийных финансов, транспортировки и распределения литературы, переправки членов партии за границу и обратно. С 1904 работал в Орехово-Зуеве: руководил строительством электростанции, работами по электрификации города и "Морозовской мануфактуры". Случайно избежав ареста, перешёл на нелегальное положение. Делегат 3-го съезда РСДРП (1905), его вице-председатель; избран членом ЦК. Вернувшись в Россию, легализовался, стал заведующим кабельной сетью "Электрического общества 1886" в Петербурге, не прекращая активной партийной деятельности. Один из организаторов первой легальной большевистской газеты "Новая жизнь". Во время Революции 1905-07 член Петербургского совета; по предложению В. И. Ленина - "ответственный техник, финансист и транспортер..." партии (Ленинский сборник V, 1929, с. 279), возглавлял боевую техническую группу при ЦК, руководил снабжением боевых дружин. Участник 1-й (Таммерфорсской) конференции РСДРП (декабрь 1905). На 4-м съезде РСДРП (1906) один из докладчиков по вопросу о вооруженном восстании, избран членом ЦК; на 5-м съезде (1907) кандидат в члены ЦК РСДРП.
В 1908 уехал за границу, примкнул к ультиматистам, участвовал в организации каприйской школы. Затем отошёл от политической деятельности. Работая в фирме "Сименс и Шуккерт", проявил незаурядные способности инженера и организатора. С 1912 возглавлял Московский филиал, а с 1913 директор общероссийского отделения (Петербург) фирмы. С начала 1-й мировой войны 1914-18 директор нескольких заводов, принадлежавших ранее фирме "Сименс и Шуккерт".
В декабре 1917 вернулся к активной политической жизни; участник мирных переговоров в Бресте. Летом 1918 член советской делегации в Берлине; добился экономически выгодных соглашений. В 1918 член Президиума ВСНХ, проделал большую работу по привлечению на сторону Советской власти технической интеллигенции; председатель Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии; нарком торговли и промышленности, член СТО с момента его создания. В 1919 нарком путей сообщения. В декабре 1919 возглавлял советскую делегацию на мирных переговорах с Эстонией. В 1920-23 полпред и торгпред в Великобритании; одновременно нарком внешней торговли. В марте 1921 подписал англо-советское торговое соглашение. В 1922 участник международной конференции в Генуе и Гааге. В 1924 полпред во Франции. С 1925 полпред в Великобритании. Делегат 12-14-го съездов партии, на 13- 14-м избирался членом ЦК ВКП (б). Похоронен в Москве на Красной площади у Кремлёвской стены.